Есть много способов убить поэта.
Для Твардовского было избрано: отнять его детище — его страсть — его журнал. Мало было шестнадцатилетних унижений, смиренно сносимых этим богатырём, — только бы продержался журнал, только бы не прервалась литература, только бы печатались люди и читали люди! Мало! — и добавили жжение от разгона, от разгрома, от несправедливости. Это жжение прожгло его полгода, через полгода он уже был смертельно болен и только по привычной выносливости жил до сих пор — до последнего часа в сознании. В страдании.
|
Третий день. Над гробом портрет, где покойному близ сорока, и желанно-горькими тяготами журнала ещё не борождён лоб, и во всё сиянье — та детски-озарённая доверчивость, которую пронёс он черезо всю жизнь, и даже к обречённому она возвращалась к нему.
Под лучшую музыку несут венки, несут венки… «От советских воинов»… Достойно. Помню, как на фронте солдаты все сплошь отличали чудо чистозвонного «Тёркина» от прочих военных книг. Но помним и как армейским библиотекам запретили подписываться на «Новый мир». И совсем недавно за голубенькую книжку в казарме тягали на допрос. А вот вся нечётная дюжина Секретариата вывалила на сцену. В почётном карауле те самые мёртво-обрюзгшие, кто с улюлюканьем травили его. (Это давно у нас так, это — с Пушкина: именно в руки недругов попадает умерший поэт.) И расторопно распоряжаются телом, вывёртываются в бойких речах. Обстали гроб каменной группой и думают — отгородили. Разогнали наш единственный журнал и думают — победили. Надо совcем не знать, не понимать последнего века русской истории, чтобы видеть в этом свою победу, а не просчёт непоправимый. Безумные! Когда раздадутся голоса молодые, резкие, — вы ещё как пожалеете, что с вами нет этого терпеливого критика, чей мягкий увещательный голос слышали все. Вам впору будет землю руками разгребать, чтобы Трифоныча вернуть. Да поздно. Александр Солженицын
Другие виды:
Посмотреть на карте: 55.72518; 37.552336
| |||||